На правах рукописи

[СТРАНИЦА 1:]

Работа выполнена в Институте всеобщей истории РАН (Отдел истории Центральной и Восточной Европы)

Научный руководитель —

академик РАЕН, доктор

исторических наук М.В. Бибиков

Официальные оппоненты —

доктор исторических наук ,

профессор В.И. Уколова

кандидат исторических наук

А.В. Муравьев

Ведущая организация —

Российский государственный

гуманитарный университет

Защита состоится “____”_____________2000 г. в ______ часов на заседании диссертационного совета К.002.98.01 по присуждению ученой степени кандидата исторических наук при Институте всеобщей истории РАН по адресу: 117334, Москва, Ленинский проспект, д.32-а.

С диссертацией можно ознакомиться в Институте всеобщей истории РАН, комн.1423.

Автореферат разослан “____”_____________2000 г.

Ученый секретарь

Диссертационного Совета

кандидат исторических наук Л.Л. Кофанов

[СТРАНИЦА 2]

ПРЕДМЕТ ИССЛЕДОВАНИЯ. Диссертация посвящена анализу историко-культурного значения творений св. Мелитона, епископа Сардского, расцвет деятельности которого пришелся на середину второго века по Р.Х. Предлагаемая работа является первым исследованием по данной теме.

Историографическому обзору литературы и постановке проблем посвящено ВВЕДЕНИЕ, в котором обосновывается актуальность исследования, определяется его структура, композиция и методология.

Открытие в последние полстолетия сочинений св. Мелитона Сардского (Сардийского), по мнению многих ученых, стало самым выдающимся достижением в области святоотеческой текстологии с 1940-х гг. и одним из важнейших в патрологии ХХ-го века. Обнаружение новых творений раннехристианской литературы — событие не только редкое, но, можно сказать, сенсационное, всегда привлекающее особое внимание. В 19-м столетии таким событием стала находка армянского перевода “Доказательства апостольской проповеди” св. Иринея Лионского, хотя содержание ее вряд ли оправдало особые надежды ученых и не представило каких-то принципиально новых и важных фактов.

С первой публикацией в 1940 году творения св. Мелитона Сардского “О Пасхе” дело обстояло, однако, иным образом. До сих пор эта гомилия остается единственным дошедшим до нас полным и не вызывающим сомнений в подлинности произведением святителя. Между тем св. Мелитон был одной из самых выдающихся фигур в истории христианства второго века по Р.Х. Достаточно сказать, что “отец христианской историографии” Евсевий Кесарийский посвятил специальную главу Мелитону в “Церковной истории” (IV, 26), в которой попытался восстановить перечень произведений Мелитона и привел ряд важных фрагментов из утерянных ныне сочинений Сардского епископа. Сам Евсевий пишет, что книги Мелитона, вместе в творениями некоторых других церковных писателей, “донесли до нас здравую веру апостольского предания”. Авторитет Мелитона был велик уже у писателей конца второго века. Так, Ефесский епископ Поликрат утверждает, что Мелитон “целиком жил в Духе Святом”. Автор “Малого лабиринта” восклицает: “Иринея, Мелитона и остальных кто не знает книг, провозглашающих Христа Богом и Человеком?”

Благодаря дружной работе многих специалистов читателям стали доступны также фрагменты сочинений святителя, почти полностью утраченных. Оказалось, что эти труды Мелитона были столь широко распространены среди древних христиан, что фрагменты — в основном в составе псевдэпиграфов — сохранились на греческом, латинском, сирийском, коптском, арабском, эфиопском, грузинском и армянском языках; они повлияли непосредственно на св. Иринея Лионского, Тертуллиана, св. Ипполита Римского; наконец, вошли как в дифизитские, так и в монофизитские антологии.

Найденное сочинение “О Пасхе” подтвердило выдающуюся роль Мелитона в истории христианства, о которой писал Евсевий. Эта небольшая гомилия оказалась интересной с самых разных точек зрения — раннехристианского богословия, истории, литературы. Кроме того, гомилия остается единственным [СТРАНИЦА 3] твердо атрибуированным сочинением Сардского епископа, дошедшим на языке оригинала и позволяющим поэтому судить о стиле и языке Мелитона. Это означает, что благодаря гомилии могут быть открыты и другие сочинения Мелитона в составе псевдэпиграфов. В предисловии к гомилии “О душе и теле” нами предложена атрибуция коптской версии проповеди в ее полном составе святителю Мелитону, что фактически означает введение в круг раннехристианских текстов, рассматриваемых современной патрологией, нового и относительно малоизвестного, но весьма важного произведения.

После открытия и первой публикации К.Боннером в 1940 году гомилии “О Пасхе” появились переводы ее (постоянно совершенствуемые по мере прогресса текстологии) на многие европейские языки — как с комментариями, так и без них. Что же касается исследований, то число их возросло настолько, что потребовались специальные библиографические обзоры (с 1838 до 1965 года появилось 88 работ, посвященных Мелитону, а с 1965 до 1980 года — 95).

Почти все эти работы (за исключением специальных изданий творений Мелитона) являются статьями, посвященными какой-нибудь одной конкретной теме. Мы выделили более десятка таких основных тем, определив круг наиболее важных проблем, стоящих перед современной наукой: богословие (работы R.Cantalamessa, V.Grossi, A.Grillmeier, S.G.Hall), сотериология (R.Vignolo, J.Ibaсez Ibaсez, F.Mendoza Ruiz), антропология (A.Grillmeier, F.Meсdoza Ruiz), экклезиология (V.Grossi), типология (J. Daniйlou, O.Perler), Мелитон и иудаизм (I.Angerstorfer, S.G.Wilson), квартодециманское окружение (B.Lohse, V.Grossi), литературные влияния и связи (W.C. van Unnik, O.Perler, R.A.Kraft, B.Lohse, E.Peterson, J.Lemariй и многие другие), художественное мастерство (R.C.White, J.Smit Sibinga, F.Mendoza Ruiz), Мелитон и гимнография (E.Wellesz, K.Mitsakis), Мелитон и литургическая и экзегетическая традиции (P.K. Cr”stou, V.Grossi, S.Leanza). Почти все эти темы так или иначе рассмотрены в диссертации. На русском языке литература, посвященная Мелитону (работы иеромонаха Илариона Алфеева, С.Говоруна, А.И.Сидорова), незначительна и преследует общеинформационные задачи.

Ряд работ зарубежных исследователей посвящен также дискуссионному вопросу о первоначальном составе гомилии “О Пасхе”. До сих пор ученые не сошлись в каком-либо едином мнении, что же подразумевал Евсевий Кесарийский, когда писал фразу: “О Пасхе в двух книгах”. Например, в одной из статей В.Псевтонки и в его книге, вышедшей в 1971 г.[1] и специально посвященной проблеме “двух книг”, предложено весьма спорное решение этой загадочной фразы Евсевия. По мнению В.Псевтонки, первой книгой следует считать сочинение “Псевдо-Ипполита” In sanctum Pascha. Однако эта гипотеза не может быть прочно обоснована на материале дошедших до нас текстов [СТРАНИЦА 4] Мелитона или древних свидетельств. Наиболее вероятной до сих пор представлялась гипотеза С.Холла, исходящая из состава и композиции грузинских рукописей. Согласно С.Холлу, нынешний текст гомилии имел хождение в виде двух книг. Новую гипотезу, обоснованную латинскими источниками, что Евсевий мог счесть одной из двух книг “О Пасхе” гомилию “О душе и теле”, мы выдвигаем в предисловии к переводу “О Пасхе”. Кроме того, при выяснении степени близости различных восточных версий к несохранившемуся греческому тексту “О душе и теле”, нам удалось установить, что коптская версия отражает наиболее полный текст гомилии и, следовательно, могла бы (после верификации нашей гипотезы) в полной мере быть использованной при анализе богословских воззрений Мелитона. Это положение аргументируется в предисловии к “О душе и теле”. В самом исследовании (то есть в первой части диссертации), однако, мы лишь кратко упоминаем об этих двух выводах, обоснованных в других местах, ибо, с одной стороны, диссертация ориентирована не столько на филологические или сугубо источниковедческие (то есть прикладные для историка), но прежде всего историко-культурные проблемы, хотя решение последних зависит в первую очередь от текстологии; с другой, наше исследование не может рассчитывать на убедительность доводов, если оно будет базироваться на гипотезах, впервые выдвинутых в диссертации, или на коптском тексте гомилии “О душе и теле”, для которого отсутствует критическое издание и греческий оригинал. Тем самым, мы сознательно ограничиваем нашу исследовательскую базу текстом гомилии “О Пасхе” как твердо атрибуированным и дошедшим на языке оригинала, только эпизодически привлекая к анализу другие тексты Мелитона.

Перечисленные выше темы свидетельствуют об исключительном творческом даровании Мелитона, требующем для своего анализа усилия самых разных специалистов, и об особом интересе современных ученых к наследию Мелитона Сардского. Между тем ощущается необходимость в монографической работе, где были бы достаточно подробно и вместе с тем сжато освещены и связаны воедино все эти проблемы, поскольку только таким образом можно оценить роль Мелитона в истории раннего христианства и в дальнейшей византийской культуре. Такая работа позволила бы выделить основные моменты, позволяющие рассмотреть наследие Мелитона в историко-культурном контексте. Однако до сих пор появились только три книги (из них — одна диссертация), специально посвященные Мелитону: уже упомянутая работа В.Псевтонки; книга К. ван дер Вааля, рассматривающая гомилию “О Пасхе” как свидетельство противостояния церкви и синагоги во втором веке (1979), и диссертация И.Ангершторфера “Мелитон и иудаизм” (1985)[2]. Эти исследования ставят перед собой ограниченные цели и не исследуют наследие Мелитона в широком синхроническом (раннехристианском) или диахрони[СТРАНИЦА 5]ческом (в свете позднейшей византийской культуры) контексте. Кроме того, как показано в диссертации, выводы В.Псевтонки и И.Ангершторфера представляются спорными и недостаточно обоснованными.

Анализ литературы последних десятилетий выявляет среди главных дискуссионных, актуальных или исторически значимых тем следующие:

1) место Мелитона в традиции малоазийского богословия, его связь с Иринеем Лионским. Сюда же относится проблема происхождения и значение квартодециманской практики[3] (наследие иудаизма или историческая верность преданию апостола Иоанна Богослова) и связи ее со спорами 2-го века о “синоптической проблеме”;

2) роль Мелитона в преодолении гностицизма остается недостаточно определенной;

3) каковы были богословские представления Мелитона? Здесь раздаются голоса, с одной стороны, А.Гриллмайера, объявляющего преувеличенным представление о Мелитоне как о предтече богословия эпохи Вселенских соборов. С другой стороны, высказывается мнение (С.Холл и некоторые другие ученые) о богословском “антропоморфизме” (связанном с влиянием стоицизма) Сардского епископа. Обвинения в “антропоморфизме” восходят в конечном итоге к Оригену и затрагивают очень важную проблему взаимоотношения двух традиций, к которым принадлежали Мелитон и Ориген, — малоазийского и александрийского богословия. На эту проблему в контексте дальнейшего развития в Византии “оригенистских споров” обратил особое внимание прот. Г.Флоровский (далее во Введении говорится об этой теме более подробно).

4) в связи с Мелитоном стоит и более общая проблема экзегетики Священного Писания (типология и аллегория);

5) каково место Мелитона в церковно-исторической традиции раннего христианства и Византии (иными словами, кто, во-первых, был предшественником Мелитона и, во-вторых, на каких авторов или на какие стороны византийской культуры оказал в свою очередь влияние Мелитон).

Ответ на поставленные здесь и другие вопросы представляется важным прежде всего с точки зрения историко-культурной. Однако сама возможность адекватного исторического анализа напрямую зависит от критических изданий творений Сардского епископа и от состояния текстологии сочинений Мелитона на сегодняшний день. Наблюдаемая в последние годы меньшая интенсивность исследований по Мелитону напрямую связана с отсутствием новых критических изданий, в которых были бы учтены все первоисточники и представлен критический текст фрагментов Сардского епископа.

В связи с этим возникает естественный вопрос: в какой мере при исследовании проблем, формулированных выше, мы можем опираться на существующие ныне издания Мелитона?

[СТРАНИЦА 6] Текстология дошедших текстов Мелитона, как это часто бывает с раннехристианскими творениями, необычайно сложна. Кроме того, в научный оборот входят все новые и новые фрагменты творений Мелитона, связанные с переатрибуцией псевдэпиграфов и обнаружением неизвестных доселе переводов Мелитона на восточные языки.

С этой точки зрения ни одно из существующих изданий Мелитона не может быть признано удовлетворительным.

В современной науке наибольшим авторитетом пользуются два издания Мелитона: О.Перле в серии “Христианские источники” (1966)[4] и С.Холла в серии “Оксфордские раннехристианские тексты” (1979)[5].

Если говорить о гомилии “О Пасхе”, то издание О.Перле, остающееся незаменимым по полноте комментариев и скрупулезному выявлению прямых и скрытых цитат из Священного Писания, сильно устарело, потому что в нем не учтены вторая половина древнего грузинского перевода, опубликованного позже М. ван Эсбруком, и коптский перевод, изданный недавно. Однако и издание С.Холла, учитывающее полностью грузинский и коптский переводы (последний — по рукописи) и имеющее тем самым неоспоримое преимущество перед изданием О.Перле, не может считаться окончательным в свете новейших открытий.

Во-первых, С.Холл не мог учесть ряд новых коптских фрагментов, изданных после 1979 года.

Во-вторых, С.Холлу не было известно о существовании важных параллелей в латинских текстах под именем Августина и Льва Великого.

В-третьих, в издание полного коптского перевода, осуществленном только в 1990 году, включены дополнительно несколько фрагментов рукописи, не известных С.Холлу, а интерпретация Д.Герингом некоторых мест отличается от прочтения коптского текста и английского перевода, предложенного в издании С.Холла.

Что же касается фрагментов, то ни издание О.Перле, ни публикация С.Холла не являются критическими. Хотя С.Холл учел новый фрагмент “О воскресении”, обнаруженный М.Ришаром после выхода в свет издания Перле, и опубликовал английский перевод, сделанный с латинского перевода грузинского текста гомилии “О душе и теле”, впервые изданного М. ван Эсбруком, он не подготовил критического аппарата ни к гомилии “О душе и теле”, ни к фрагменту “О вере”. Однако сравнение разных версий проповеди “О душе и теле” и подготовка критического издания этой гомилии имеет первостепенное значение для анализа наследия Сардского епископа в контексте “антропоморфитских споров” в Египте конца 4 — начала 5 века, послуживших [СТРАНИЦА 7] первой фазой знаменитых “оригенистских споров” (этот тезис был подробно рассмотрен во Введении).

Наконец, ни в одном из существующих изданий не сведены вместе и не проанализированы все свидетельства о Мелитоне, дошедшие до нас от древности, что затрудняет исследовательскую работу.

Таким образом, прежде чем перейти к исследовательской работе по анализу места наследия Мелитона в историко-культурном контексте, мы были вынуждены для обеспечения текстологической надежности проводимого анализа учесть все публикации (как старые, так и новые, появившиеся после издания С.Холла), имеющие отношение к текстологии Мелитона. Фактически мы подготовили (в русском переводе) новое издание Мелитона, в котором представлен критический текст как гомилии “О Пасхе”, учитывающий все известные на сегодняшний день источники, так и всех фрагментов Мелитона. Критическая публикация всех фрагментов Мелитона предпринимается впервые в науке и, очевидно, не может не быть лишенной недостатков. Самый существенный недостаток с научной точки зрения — издание текстов в русском переводе — оправдывается все же наличием множества восточных версий, полностью учесть которые на языках подлинников нет никакой возможности, так что любое критическое издание будет вынуждено обратиться при составлении аппарата к латинскому или современному европейскому языку.

Подготовленное нами полное издание творений Мелитона является, таким образом, необходимым приложением к диссертации, которая без надежного текста не имела бы своего фундамента.

Структура диссертации. Диссертация состоит из двух основных частей: критического издания всех текстов и свидетельств, относящихся к Мелитону, и исследования наследия Мелитона в историко-культурном (как синхроническом, так и диахроническом) аспекте. По практическим соображениям исследование предваряет тексты, хотя и базируется на них.

Необходимо остановиться и на композиции и методологии исследования.

Поскольку тексты Мелитона составляют часть диссертации, то нам казалось нецелосообразным выносить ряд вопросов, связанных с конкретным историческим комментарием, в сам текст диссертации (точнее, ее исследовательскую часть). В диссертации мы останавливаемся на наиболее важных, с нашей точки зрения, проблемах, анализ которых имеет принципиальное значение и который не мог быть проведен в пределах Комментариев к текстам. В том случае, когда важные для исследования факты и проблемы приведены и разрешены в Комментариях, мы прямо ссылаемся на них. Точно так же многие филологические или статистические проблемы, имеющие прямое отношение к рассматриваемым текстам, решаются в Комментариях, в диссертации же, ориентированной на историко-культурные проблемы, мы ссылаемся на уже полученные результаты.

[СТРАНИЦА 8] Таким образом, Комментарии представляют из себя хотя и самостоятельную и относительно независимую, но в то же время и неотъемлемую аргументационную часть диссертации.

Предисловия к гомилиям “О Пасхе” и “О душе и теле” являются самостоятельными научными исследованиями. В них перечисляются все известные и использованные источники и древние переводы, устанавливается возможная степень их адекватности “прототипу”, анализируются вопросы первоначального состава и композиции гомилий, предлагается решение одного из наиболее “темных” вопросов — загадочной фразы Евсевия Кесарийского о “двух книгах” трактата “О Пасхе” (о чем шла речь выше). Результаты, к которым мы приходим, открывают интересные перспективы для дальнейших исследований, однако, поскольку наши выводы дают материал, нуждающийся в подтверждении, мы не можем опираться при анализе наследия Мелитона на этот пока гипотетичный базис.

Методологической особенностью работы является, во-первых, исследование ключевых историко-культурных и богословских терминов, для чего широко используются филологические и статистические способы анализа и разного рода специальная справочная литература и индексы. Этот не так часто встречающийся в исторических исследованиях прием[6] объясняется ограниченным полем, представляемым 800 строками гомилии “О Пасхе”, из некогда обширнейшего литературного наследия Мелитона. Только путем помещения важнейших терминов в соответствующий историко-культурный контекст мы сможем прийти к более или менее обоснованным, а не произвольным выводам, определяя тот круг проблем, в которых “вращался” Мелитон, и авторов, с которыми он вел полемику. Во-вторых, в диссертации рассматривается материал, анализирующийся обычно в разных дисциплинах: истории, филологии, богословии, философии. Только такой “комплексный” анализ может, по нашему мнению, адекватно отразить ту многообразную действительность, с которой связана нуждающаяся в “междисциплинарном” подходе тема диссертации.

КРАТКОЕ СОДЕРЖАНИЕ ДИССЕРТАЦИИ

ПЕРВАЯ ЧАСТЬ диссертации является сугубо исследовательской. В ней рассматриваются проблемы, намеченные во введении. Состоит она, помимо реферированного выше введения, из шести глав и заключения.

В первой главе излагаются известные нам факты биографии Мелитона и рассматривается почитание его как в древней, так и в современной церковной традиции, его место в истории культуры.

Во второй главе предпринята попытка реконструкции списка сочинений Мелитона и тематического анализа их предполагаемого содержания. Много[СТРАНИЦА 9]численность трактатов Мелитона и широта их тематики ставит Мелитона в число наиболее плодовитых и всесторонних писателей своего времени.

Третья глава посвящена рассмотрению богословия Мелитона. Она состоит из двух разделов. В первом разделе речь идет о триадологии и христологии — как о традиционных для второго века, так и о новых чертах, впервые появляющихся в творениях Мелитона. Святителю Мелитону принадлежит замечательная формулировка, предвосхищающая халкидонскую, о единении двух природ во Христе. Несмотря на неудачную попытку Гриллмайера приуменьшить и перетолковать значение выражения “по природе сый Бог и человек”[7], эти слова остаются одним из самых ярких достижений доникейского богословия. Упреки Оригена, что Мелитон якобы представлял Бога телесным, при подробном рассмотрении оказываются несостоятельными. Во втором разделе рассматривается одна из ключевых богословских тем — проблема “образа Божия” в человеке (экзегеза Быт. 1, 26) и тесно связанная с ней антропология — в преломлении у св. Мелитона Сардского и в контексте экзегетической традиции от Филона Александрийского до Тертуллиана. Анализ употребления Мелитоном глаголов poiљw и plЈssw, использованных в Септуагинте при переводе Быт. 1, 6 и 2, 7, ясно показывает, что Сардский епископ, в отличие от Филона и Оригена, не придавал последнему слову (и производным от него) отрицательного оттенка. Напротив, частота употребления этого слова в гомилии “О Пасхе” свидетельствует, что ее автор настаивал на неотделимости человеческого тела от “образа Божьего”. Эта тема рассматривается далее подробнее при анализе антропологии Мелитона, строго дихотомичной в отличие как от гностиков, так и от Климента Александрийского (и затем Оригена), которых, несмотря на принадлежность к противоположным лагерям, объединяла приверженность к некоему общему “александрийскому фону”. Антропология Мелитона оказывается более всего близкой к учению Иринея Лионского (младшего современника Мелитона), учившего о целостности природы человека и о том, что образ Божий был заключен при сотворении Адама не только в душе, но и в теле человека как предображение воплощения Христа, имеющего быть напоследок времен.

В четвертой главе исследуется “типологическая экзегетика” Мелитона. Подробный статистический анализ наличия ключевых экзегетических терминов и их значения у Мелитона в сравнении с греческими авторами (как языческими, так и христианскими) выявил, что хотя Мелитон и не выстраивал некоей “школьной” экзегетической системы, ибо его толкование Священного Писания христоцентрично, тем не менее “герменевтика” Сардского епископа имеет некоторые характерные черты, как связывающие ее с античными и раннехристианскими традициями, так и подчеркивающие ее своеобразие. Частота употребления слова tЪpoj (“образ”) в гомилии “О Пасхе” не знает себе равных и резко выделяется из всей грекоязычной литературы на всем ее многовековом протяжении. Мелитон охотно употребляет новозаветную лексику, приспосаб[СТРАНИЦА 10]ливая иногда риторико-грамматическую и стоическую терминологию к нуждам типологической экзегетики. Эти факты хорошо гармонируют с выводами, полученными при комментировании творений Мелитона во второй части диссертации, о знакомстве Мелитона с лучшими и характерными достижениями современной ему греческой культуры (прежде всего, риторической традицией) и о влиянии стоической философии, пользовавшейся немалой популярностью в раннехристианское время, на Сардского епископа. Статистический анализ подтвердил неоспоримую близость лексики Мелитона к Клименту Александрийскому и Иринею Лионскому. Частота употребления редкого слова tupikТj позволила констатировать параллели между гомилией Мелитона “О Пасхе” и “Письмом к Флоре” гностика Птолемея, и на этой последней проблеме сосредотачивается дальнейший анализ.

Сложность и дискуссионность проблемы соотношения “типологической” и “аллегорической” экзегезы и полярность мнений как зарубежных, так и отечественных ученых о взаимосоответствиях типологии и аллегории обусловили довольно значительный объем этого раздела. В данном случае мы были вынуждены еще более усложнить задачу, поставив принципиальный вопрос, вытекавший из изложения исторического материала (от Филона до Оригена и Дидима), о наличии структурных взаимосвязей между разными плоскостями взглядов одного и того же автора (в данном случае, богословием, экзегетикой и антропологией). На страницах диссертации мы не формулируем окончательных выводов, ограничиваясь скорее постановкой проблемы (в какой-то степени выходящей за рамки конкретных гуманитарных дисциплин) и призывая к всестороннему рассмотрению ее на более широком материале. Тем не менее предварительные соображения, вытекающие из рассмотрения наследия Мелитона Сардского в контексте современных ему античной (языческой), раввинистической и христианской культур, а также гностицизма, заставляют предполагать взаимосвязанность взглядов Мелитона в разных сферах: антропологический дихотомизм (тело и душа без включения духа как особой составной части); поиск образа Божия во всем человеке; настаивание на двух природах Христа; “двухуровневая” типология, предполагающая взаимораздельность текста и событий, пророчеств и истории, Ветхого и Нового Заветов с особым акцентом на историзме Воплощения. Все эти черты мышления Мелитона вытекали, по нашему мнению, с одной стороны, из традиций малоазийской школы, берущей свое начало от апостола Иоанна Богослова; с другой — из полемики с гностицизмом; с третьей — из предпочтения стоической философии. Напротив, открыто противостоящий Мелитону Ориген исходил из других интуиций: средний платонизм (близкий уже к неоплатонизму); общая для разных кругов (язычников, христиан, иудеев, еретиков) “александрийская среда”, где при самых противоположных мнениях чувствовался некий общий фундамент, прежде всего средств выражения и мышления; тенденции растворения человечества Христа в Его Божественной природе; трихотомизм (дух—душа—тело); образ Божий — только в духе (душе); аллегоризм в экзегетике (приводящий фактически к минимализации истории и дезисторизации Вопло[СТРАНИЦА 11]щения), предполагающей опять-таки трехуровневую структуру. С этой точки зрения значение “типологической” экзегетики Мелитона как непримиримо противостоящей оригенизму особенно велико. Заметим однако, что этот вывод мы формулируем так решительно и открыто только в автореферате, вынужденные к тому самим жанром.

Пятая глава вскрывает полемический подтекст сочинений св. Мелитона. Что касается гностицизма, то она не столько подытоживает обширный материал, приведенный в предыдущий главах и свидетельствующий, что опровержение гностицизма было не только одной из главных задач Сардского епископа, но и формировало в определенной мере его взгляды в противовес еретическим концепциям, — сколько иллюстрирует этот вывод конкретными примерами, вскрывая на текстологическом уровне связь между сочинениями Мелитона и тезисами гностиков (а также близость Мелитона к Иринею, Пс.-Епифанию и (Пс.)-Ипполиту) и свидетельствуя о “функциональной нагруженности”, казалось бы, чисто риторических приемов Мелитона. Если же говорить об антииудейской полемике Сардского епископа, то она была не менее напряженной, чем с гностицизмом. В данном разделе мы показываем, что хотя Мелитон и был, скорее всего, “четыредесятником”, эта практика объясняется не влиянием иудаизма на Сардского епископа (в епархии которого антагонизм христиан и иудеев — уже тогда, по-видимому, располагавших там крупной синагогой — был настолько сильным, что для выяснения канона ветхозаветных книг ему пришлось отправиться в Палестину), а приверженностью его к традиции, восходящей к Иоанну Богослову. Суть квартодециманской практики заключалась не в спорах о времени совершения Спасителем пасхи (известная проблема согласования синоптиков и Иоанна), но в помещении воскресения Христова в определенный исторический контекст. Именно в этом аспекте В.Рордорф находит противостояние малоазийской и александрийской традиций празднования Пасхи, и это мнение известного специалиста еще раз подтверждает — на новом материале — наше предположение о несовместимости основных интуиций Мелитона и Оригена. Мы опровергаем также в реферируемом разделе преувеличенное мнение о влиянии иудаизма на Мелитона, развиваемое в статьях С.Холла и в диссертации И.Ангершторфера, хотя конкретные наблюдения, полемизирующие с доводами названых авторов, приводятся в основном в Комментариях к соответствующим местам гомилии “О Пасхе”.

Шестая, последняя глава первой части, посвящена литературному контексту: некоторым внешним приемам Мелитона организации текстов, его стилю и влияниям, которые испытал Мелитон или, наоборот, оказал на других авторов. Мелитон активно использует античную традицию составления “хрестоматий”, применяя ее к нуждам христианства и первым делая специальную выборку мест из Ветхого Завета, пророчествующих о Мессии (скорее всего, эти Testimonia имели своей целью прежде всего облегчение антииудейской полемики). Другой прием — “мозаичная картина” гомилии “О Пасхе”, достигаемая постоянным вкраплением цитат и аллюзий на Священное Писа[СТРАНИЦА 12]ние. Этот прием также был заимствован Мелитоном из классической культуры, где он назывался “центоны”. Гомилия “О Пасхе” — наверное, первая в истории христианской литературы, где так широко и масштабно “претворен в жизнь” этот метод, которому суждена была долгая и плодотворная жизнь в самых разных областях византийской культуры. Стиль Мелитона свидетельствует о такой риторической образованности и одаренности, что некоторые исследователи называют святителя “первым христианским оратором”. “Круг чтения” Мелитона устанавливается с трудом (бесспорны только цитаты из “Евангелия Петра”), хотя очевидно знакомство его с классическими авторами и гностической литературой (и, само собой разумеется, со Священным Писанием). Гораздо больше можно сказать о том большом влиянии, которое Мелитон оказал на последующих авторов, указываемых в диссертации, и на церковную традицию. Особенно важным представляется выяснение влияния Мелитона на византийскую литургическую традицию. В диссертации указываются конкретные примеры, позволяющие утверждать существование такого влияния (скорее всего, опосредованного) с большей степенью доказательности, нежели раньше. Сюда относятся: 1) анализ употребления слова “Агница”, впервые введенного Мелитоном в качестве эпитета Богоматери, у святых отцов и в византийских богослужебных текстах вскрывает одну любопытную закономерность. Если святыми отцами это слово используется довольно редко, а в богослужении годичного круга хотя и встречается, но не часто, то крестобогородичные среды и пятка Октоиха чрезвычайно насыщены этим эпитетом, встречающимся также в богослужении Страстной Пятницы и Великой Субботы. Учитывая “квартодециманскую” ориентацию Мелитона и время произнесения гомилии “О Пасхе”, преимущественное наличие слова “Агница” именно в названных текстах Октоиха вряд ли случайно; 2) из четырех ветхозаветных текстов, развернуто цитируемых Мелитоном в §61—64 гомилии “О Пасхе”, последние три встречаются вместе как раз в богослужении Страстного цикла: Пс. 2, 1—2 является рефреном богослужения Страстного Пятка (как антифон 8 гласа; весь псалом читается в начале “царских” часов); Иер. 11, 19 читается в Великий Четверток на утрене (паримийное чтение Иер. 11, 18—23; 12, 1—5. 9—11. 14) и на “царских” часах (час 9-й) в Великий Пяток, восходящих к глубокой древности, а Ис. 53, 7—8 читается (в составе чтения Ис. 52,13 — 54,2) в Великий Пяток на 6-м часе и на вечерне. Эти “совпадения”, взятые в совокупности, даже без привлечения развернутых лексических параллелей гомилии и богослужебных текстов свидетельствуют об определенном влиянии Мелитона на складывание богослужения Страстной Пятницы. Если же согласиться с остальными доводами других ученых, а также принять во внимание антииудейскую полемику Мелитона, имеющую аналогии в богослужении Великого Пятка, то должно будет признать Мелитона одним из первых авторов, стоявших у истоков византийской литургики.

В ЗАКЛЮЧЕНИИ кратко повторяются основные выводы исследования с привлечением других, формулированных в Комментариях к текстам, с тем чтобы высветить более рельефно роль Мелитона Сардского в раннехристиан[СТРАНИЦА 13]ской и византийской культуре. Эта роль определяется, главным образом, следующими факторами:

— в догматическом богословии утверждением о “двух природах” во Христе, а в “богословии образа” (антропологии) — подчеркиванием особенной роли единства человеческой природы;

— полемикой с гностицизмом;

— развитием христианской экзегетики. Святителю Мелитону принадлежит первый дошедший до нас “канон” ветхозаветных книг (Евсевий, Церк. ист. IV, 26, 12—14). В противовес процветавшему у гностиков аллегорическому методу св. Мелитон выдвигает типологию. Статистический и историко-филологический анализы убедительно подтверждают приверженность Мелитона традициям малоазийского богословия (линия Иустин—Ириней). Именно наследие св. Мелитона не позволяет окончательно нивелировать грань между “аллегорическим” и “типологическим” методами. Следует обратить особое внимание на то, что проблема типологического и(ли) аллегорического толкования и некоторые аналогичные трудности экзегезы Священного Писания до сих пор не получили разрешения. В научной среде точно так же существуют полярные точки зрения. Например, О.Нестерова[8] — исходя из анализа другого материала и несколько иных посылок — встает на точку зрения кардинального различия обоих экзегетических методов, к которой мы пытались более осторожно приблизиться на страницах диссертации. Мы надеемся, что научные дискуссии будут иметь дальнейшее развитие;

— риторическим мастерством Мелитона. Множество неологизмов, параллелизмов, оксюморонов, антитез; гомиотелевты, ритмизованная проза и прочие ходы прочно вплетены в ткань, создающую характерный, ни с чем не схожий и легко узнаваемый мелитоновский стиль;

— введением в широкий оборот “центонного метода”. Здесь мы имеем в виду не только громадное количество прямых и скрытых цитат (более пятисот) из Священного Писания, из которых буквально соткана гомилия “О Пасхе”. Мелитон применил этот прием для составления особого рода богословских “жанровых антологий” — сборников цитат из Ветхого Завета — для доказательства Божества Христа. Об этом свидетельствует Евсевий Кесарийский, утверждающий, что Мелитон первым составил “Эклоги”. Впоследствии Византия разовьет этот жанр в особого вида экзегетические сборники — “катены”, где к определенному ряду мест из Священного Писания будут присоединены святоотеческие толкования;

— тем, что Мелитон был первым “паломником” в Святую Землю (Евсевий, Церк. ист. IV, 26, 14), хотя цель паломничества определялась не столько поклонением Святым Местам, сколько выяснением ветхозаветного канона;

— тем, что Мелитон первым пишет о закономерном сосуществовании и взаимозависимости христианства и императорского правления (Евсевий, Церк. [СТРАНИЦА 14] ист. IV, 26, 5—11). Знаменитый фрагмент Мелитона, цитированный Евсевием, заложил фундамент для византийских представлений о сакральном характере царской власти[9];

— влиянием на византийскую литургическую традицию.

Итак, изложение того нового, что связано с именем Сардского святителя, выявляет его значительную и до сих пор не до конца оцененную роль в преодолении гностицизма и складывании наиболее существенных черт раннехристианской, а затем и византийской культуры, имевших — в частности — несомненное влияние и на ход политической истории империи. Многосторонностью интересов и многогранностью своих талантов, святостью жизни епископ Сард заслуженно стяжал в древней Церкви самое высокое признание и авторитет.

Завершает первую часть библиография — общая, относящаяся к затронутым темам, и специальная по Мелитону.

ВТОРАЯ ЧАСТЬ диссертации состоит из текстов и комментариев к ним. Она распадается на следующие разделы: “О Пасхе”, “О душе и теле” и фрагменты.

В предисловии к трактату “О Пасхе” благодаря привлечению двух латинских фрагментов Пс.-Августина обосновывается гипотеза о существовании в древности издания, в котором были объединены гомилии “О Пасхе” и “О душе и теле”, и именно к такого рода изданию могут относиться слова Евсевия о “двух книгах “О Пасхе””. Кроме того, в предисловии указываются сохранившиеся переводы гомилии “О Пасхе” на древние языки и параллельные источники, определяются принципы перевода и составления критического аппарата, приводится специальная литература.

Перевод “О Пасхе” осуществлен с привлечением дополнительных источников и изданий по сравнению с изданием С.Холла. Нумерация указана по двум наиболее распространенным изданиям О.Перле и С.Холла. За текстом помещен тройной аппарат: источников, основных разночтений и цитат и аллюзий из Священного Писания.

Комментарии, помимо разъяснения трудных мест, рассматривают конкретные места гомилии в соответствующем историко-культурном контексте. В них анализируются также позиции, занятые современные учеными по тем или иным спорным вопросам.

Критическое издание гомилии “О душе и теле” предпринимается впервые (в издании Холла имеется только английский текст с латинского перевода как “новые фрагменты” без критического аппарата). В основу перевода (текст по новейшему изданию Т.Мгалоблишвили, нумерация по изданию М. ван Эсбрука), выполненного прот. Иосифом Зетеишвили, положена древнегрузинская версия под именем Афанасия Александрийского, главная часть которой (второй фрагмент) не вызывает сомнения в своей подлинности.

[СТРАНИЦА 15] В предисловии рассматриваются многочисленные трудности, связанные с атрибуцией и текстологией гомилии. Впервые предпринятый сравнительный анализ всех дошедших свидетелей текста (включая специальное исследование армянского и арабских фрагментов, не учтенных в публикации “Сочинений древних христианских апологетов”) показывает надежность наиболее обширного (но, как кажется, все-таки не полного) коптского текста, в большинстве мест не имеющем параллелей в других древних версиях. Делается вывод о необходимости подготовки нового издания гомилии на основе коптского текста. Основная литература приводится в конце предисловия.

Перевод “О душе и теле” сделан параллельно с трех текстов: древнегрузинского, древнесирийского и греческой реконструкции, каждый из которых сопровождается тройным аппаратом. Дополнительно на полях указаны параллели с другими творениями Мелитона. В специальном приложении отмечены (на древнегрузинском и латинском языках) расхождения между двумя публикациями древнегрузинского текста (М. ван Эсбрука и Т.Мгалоблишвили), поскольку издание Т.Мгалоблишвили практически недоступно подавляющему большинству ученых (ссылка на него отсутствует даже в новейших дополнениях к Clavis patrum graecorum).

Наконец, фрагменты Мелитона представляют ряд особенностей по сравнению с предшествующими изданиями. Ряд фрагментов непосредственно включен в состав “О душе и теле” в качестве параллельных текстов и критического аппарата; фрагменты переведены по новейшим критическим изданиям в новой нумерации и системе: фрагменты “известного” и “неизвестного” происхождения (то есть известно ли нам, к какому произведению Мелитона они относятся); сомнительной или спорной достоверности; древние свидетельства о Мелитоне (последний раздел отсутствует в западных изданиях). Фрагмент А7 “О вере” приведен в параллельном переводе с древнесирийского и древнегреческой реконструкции с полным критическим аппаратом. Все фрагменты сопровождаются предисловиями, комментариями и литературой.

ЛИТЕРАТУРА, относящаяся к Мелитону, указана в диссертации почти исчерпывающе в специальных библиографических приложениях к исследованию и текстам. Два списка цитированной литературы (около 270 первоисточников с дополнительным указанием имеющихся русских переводов и 290 научных статей и монографий) приводятся в конце диссертации вместе со списком сокращений.

ПОЛНЫЙ ОБЪЕМ ДИССЕРТАЦИИ — 17 авторских листов (558 страниц стандартного машинописного формата).

НАУЧНО^-ПРАКТИЧЕСКАЯ ЦЕННОСТЬ диссертации заключается как в выводах, полученных в первой части исследования, и первом полном критическом собрании всех творений Мелитона во второй части диссертации, так и в открытии перспектив дальнейших исследований. Гипотеза, что вторую часть “О Пасхе” могла составлять гомилия “О душе и теле”, а также вывод об особой роли и надежности коптской версии “О душе...” под именем Афанасия заставляют обратить особое внимание на подготовку полного критического [СТРАНИЦА 16] издания этой гомилии с опорой на коптский текст. Фактически речь идет о переатрибуции коптской версии Пс.-Афанасия Мелитону Сардскому в полном ее объеме. Введение в научный оборот этого нового текста Мелитона может привести к очень важным выводам не только о характере богословия Мелитона, но и о роли его произведений в истории позднейших богословских споров в Византии (конкретная иллюстрация этого тезиса была дана во Введении на примере антропоморфитских споров конца 4 века).

Апробацию диссертация (почти в полном своем виде, за исключением двух разделов первой части и двух разделов второй) получила на экспертном совете Российского гуманитарного научного фонда, принявшего решение о публикации ее в составе книги “Сочинения древних христианских апологетов” (проект № 98—03— 16015). Разделы диссертации обсуждались в виде докладов на различных конференциях.

Диссертация доступна научной общественности в полном объеме, будучи изданной в виде книги (со всем необходимым аппаратом, облегчающим практическое пользование, научную критику и верификацию материала) и дополняющих ее статей (сданы в печать).

ИЗДАНИЕ:

Творения св. Мелитона, епископа Сардийского. — В кн.: Сочинения древних христианских апологетов. СПб.: Алетейя; М.: Фонд Благовест, 1999, с.417—693 (исследование, тексты и комментарии), 781—942 (указатели и дополнения).

В ПЕЧАТИ:

Статьи

1. ZHTHMATA MELITWNIKA, 1. “T¦ Per€ toа PЈsca dЪo”: разгадка “тайны Евсевия”? (“Христианский восток”, вып.2. СПб., 2000).

2. ZHTHMATA MELITWNIKA, 2. В чем Мелитон был “первым”? (Значение наследия епископа Сардского для раннехристианской и византийской культуры) (там же).

3. ZHTHMATA MELITWNIKA, 3. Значение армянского и арабских фрагментов для реконструкции гомилии св. Мелитона Сардского “О душе и теле” (“Ученые записки Российского Православного университета ап. Иоанна Богослова”, серия “Патрология”, вып.2. М., 2001).

Рецензия

4. Три русских перевода гомилии св. Мелитона Сардского “О Пасхе”, или Патрология в Зазеркалье (“Христианский восток”, вып.2. СПб., 2000).

[Примечание 2003 г. Более точные ссылки на публикации см. в файле http://www.danuvius.orthodoxy.ru/opera.htm]

[1] YeutТgka B. Mel…twnoj SЈrdewn T¦ per€ toа PЈsca dЪo (= 'Analљkta BlatЈdwn 8). Thess., 1971 [резюме на франц.]; см. также: Idem. `H “e„j tХ ¤gion PЈsca” Рmil…a toа Yeudo-`IppolЪtou eЌnai tХ prоton bibl…on toа “Per€ PЈsca” dimeroаj њrgou toа Mel…twnoj? — Klhronom…a 5, 1973, s.26—65.

[2] Angerstorfer I. Melito und das Judentum: Diss. Regensb., 1985. Основные положения Ангершторфера рассмотрены нами в диссертации и в комментариях к гомилии “О Пасхе”.

[3] То есть празднование пасхи 14 нисана независимо от дня, на который приходится праздник.

[4] Mйliton de Sardes. Sur la Pвque et fragments. Intr., texte crit., trad. et notes par Othmar Perler. P., 1966 (SC 123). 276 p., 3 indic.

[5] Melito of Sardis. On Pascha and fragments. Texts and transl. Ed. by S.G. Hall. Oxf.: Clarendon Pr., 1979 (Oxford early christian texts). XL, 99 p.

[6] Напомним однако, что такой корифей церковно-исторической науки, как В.В. Болотов, широко использовавший лингвистические и статистические методы, считал себя филологом.

[7] “О Пасхе”, §8, стих 53 Hall.

[8] Нестерова О. Типологическая экзегеза: спор о методе. — Альфа и Омега 1998, 4 (18), с.62—77.

[9] Подробнее см. в предисловии к фр. А1.