Сборник о молитве Иисусовой. М., 2003. 670 с. Простое переиздание книги, вышедшей 50 лет назад.

Файл оптимизирован для просмотра в Word 2000.

Помещаемая ниже рецензия была написана для конкурса «Православная книга 2002/2003 года» (номинация «Святоотеческие творения»). Несмотря на то что для Е. В. Афонасина именно гностик Валентин, а вовсе не Климент Александрийский, является «Мастером» (как будто мы находимся, за исчезновением гностической школы, в масонской ложе!), отрецензированная книга заняла первое место в данной номинации. Этот удивительный факт вынуждает меня поместить рецензию для всеобщего ознакомления. Надеюсь в недалеком будущем опубликовать ее в бумажном варианте и в расширенном виде (с другими примерами абсолютного невладения Е. В. Афонасиным переводимым текстом и вообще древнегреческим языком). Пока же помещаю интернет-публикацию, в которой я ограничился разбором самого начала перевода (во избежание упрека в намеренном подборе самых неудачных мест).

Москва, 12 декабря 2003 г.

Рецензия на книгу:

Климент Александрийский. Строматы / Изд. подготовил Е. В. Афонасин. Т. 1–3. СПб., 2003.

В разных православных (и неправославных) издательствах многократно возникали проекты переиздания двух трудов: «Стромат» Климента Александрийского и творений св. Григория Нисского. Каждый раз эти проекты наталкивались на непреодолимую трудность — архаичность языка (а в случае с Климентом еще и на низкое качество перевода Н. Корсунского: создавалось впечатление, что перевод был сделан, скажем, с французского, а не с древнегреческого). И вот шесть лет назад (в 1997 г.) российский научный мир был поражен: РГНФ выделил грант на новый русский перевод «Стромат»! О смельчаке ничего не было известно; перевод все не выходил, но переводчик давал о себе знать разными публикациями. Наконец, в 2003 г. был, наконец, издан полный перевод «Стромат». Конечно, с одной стороны, шесть лет — не слишком большой срок для перевода столь трудного сочинения, как «Строматы». Дело в том, что оно является, по сути, выдержкой из большого числа произведений древних авторов, часто несохранившихся, тогда как для корректного перевода необходимо учитывать контекст оригинального сочинения. О проблемах комментирования даже не упоминаю. Но, с другой стороны, шесть лет — все же немалый срок, так что перевод заслуживал, очевидно, внимания.

Тем не менее разочарование наступало уже с момента взятия новой книги в руки, а за ним следовало множество вопросов. Изложим все по порядку.

Начнем с издательства. «Издательство Олега Абышко» появилось вследствие раскола двух организаторов издательства «Алетейя» — печально известного низким качеством подготовки текстов, всеядностью и полной беспринципностью в отборе книг. Например, «Алетейя» могла издать книгу Михаила Вадимовича Бибикова под отчеством Владимирович; проигнорировать авторскую корректуру И. П. Медведева; и т. п. Если переиздание старых исследований создавало какой-то «имидж» издательству, то публикация новых (практика научного рецензирования, видимо, неизвестна новоиспеченным «издательствам» либо игнорируется ими) ставила в тупик (например, сочинение священника Бориса Кирьянова «Богословие мужей апостольских» с ненаучной апологией хилиазма, или антология Б. Деревенского «Иисус Христос в документах истории» с антихристианскими выпадами — в основном, в переизданиях). «Алетейя» предпочитала брать готовые макеты, когда была возможность, и использовала поддержку РГНФ для публикации ряда книг, к подготовке которых не имела никакого отношения. Издательство не заботилось о подготовке текстов, поскольку компьютерные технологии сделали возможным фантастический рост издательств, не имеющих для своего существования никаких предпосылок. Эта ситуация характерна для всех публикуемых «Алетейей» книг; так, в свое время появилась рецензия на ужасно изданный ею русский перевод английского искусствоведческого исследования.

Яблочко от яблони недалеко покатилось. Издательство Олега Абышко начало свое существование с одновременного с «Алетейей» переиздания «Ареопагитского корпуса», в коем представлены переводы весьма сомнительного качества. Затем последовал еще ряд книг, включая «Строматы».

Итак, уже сам факт публикации «Стромат» именно в данном издательстве вызывал определенные подозрения. Беглое знакомство с книгой только усиливало их.

Половину трех томов занимает греческий текст. Согласно титулу, Е. В. Афонасин не только выполнил перевод с древнегреческого, но и «подготовил текст к изданию». Однако эта фраза может ввести в заблуждение лишь самых наивных читателей. На самом деле Е. В. Афонасин сделал только одно: скопировал греческий текст из электронного собрания (TLG: ссылка на него имеется в т. I, с. 29, примеч. 2; далее ссылки на рус. пер. «Стромат» только с указанием тома и страницы)! Автора выдает даже сам греческий шрифт: если в текстах предисловия и комментариев использован шрифт ужасающе низкого качества, с наплывающей диакритикой, то в текстах «Стромат» использован другой шрифт, совместимый с TLG. Е. В. Афонасин не приложил никакого списка расхождений в греческом тексте с изданием О. Штэлина — а, стало быть, и не задумывался о выборе разночтений, хотя сам критикует этот же текст за множество конъектур (I, 62)!

Непонятны и резоны, заставившие Е. В. Афонасина и издательство пойти на столь неэкономный расход бумаги и существенное удорожание издания. В доперестроечные времена издание О. Штэлина было доступно за рубли (прямой заказ из ГДР — в Москве, например, через магазин «Дружба» на быв. ул. Горького), ныне же у всех специалистов имеется TLG. Но если Е. В. Афонасин хотел читателям предоставить удобство сличать свой перевод с оригиналом, то почему он поместил греческий текст не параллельно (en regard), а после каждого раздела? Нам видятся два равно возможные объяснения: 1) издательство не могло (вернее, не хотело) обеспечить координацию греческого и русского текстов на развороте; 2) сам Е. В. Афонасин не хотел, чтобы его перевод постоянно сличали с оригиналом. Можно сразу предположить: на то у него были причины — и предположение это полностью подтверждается. Но не будем забегать вперед.

Продолжим покамест самое беглое первичное знакомство с книгой. Поражает непоследовательность Е. В. Афонасина в ее подготовке. Почему имеются комментарии только к V и VI книгам, тогда как их семь? Почему Е. В. Афонасин, введя подзаголовки (не всегда удачные, например: dura lex sed lex [I, 163]; негативная теология [II, 187]; пассажи из Писания [I, 432, 447]), придумал их не для всех глав, а только — приблизительно — к половине? При этом отсутствие подзаголовков не означает продолжения темы, ибо переводчик специально оговаривает подобные случаи (например, I, 95). Наконец, почему опущен не менее необходимый указатель имен, хотя имеется указатель цитат (III, 337–366)? Ответ здесь, однако, прост. В 4-м томе (часть 1) издания О. Штэлина все обширнейшие указатели, занимающие 196 страниц большого формата с убористым шрифтом, сделаны с отсылкой на том и страницу. Е. В. Афонасину было, очевидно, недосуг заниматься переводом одной системы в другую (т. е. с тома и страницы на книгу, параграф и субпараграф), и он просто взял небольшую часть из Указателя О. Штэлина, выбросив все остальное! При этом в выброшенном оказались и все ссылки на Священное Писание.

Наконец, непонятно, почему перевод сделан с третьего издания О. Штэлина (1960–1970) без привлечения текста в новейшей публикации SC. Но даже если говорить об издании О. Штэлина, то давно доступно четвертое издание (1980-х гг.) с дополнениями У. Трой.

Итак, уже одного беглого взгляда на книгу достаточно, чтобы у специалиста пробудились весьма серьезные подозрения. Однако после знакомства с текстами Е. В. Афонасина произведенное ими впечатление намного превосходит все мыслимые и немыслимые ожидания.

Начнем со стиля оригинальных текстов Е. В. Афонасина (курсив всюду мой). «Культурная богема» (I, 8, взято автором в кавычки), «таинственной персоной» (ib.), «некий» 3 раза в одном абзаце (I, 8–9), «сюжет» вместо «тема» (I, 8, 11, 13), постоянно «доктрина» вместо «учение»; Юстин (а не Иустин, как принято в церковной традиции) (I, 10); «зарезервировав это слово [учитель] исключительно для небесного наставника» (вдобавок к стилю — еще и написание со строчной, хотя речь идет о Спасителе!); «институциональный аспект бытования» (I, 11); «почти фаустовская ситуация» (I, 22); «полуприватных» (I, 35); «фокус» (I, 25, 35); «активную роль в администрировании творения принимает на себя [sic, со строчной! — А. Д.] Сын» (I, 530); о послании Лисия Гиппарху: «хорошенькое послание, в духе знаменитой сицилийской вендетты!» (I, 521); «пионерское использование сведений» (I, 535); и т. д., и т. п. Приведу примеры из другого тома. «Климент обосновывает претензию христианства на статус мировой религии» (III, 182); «Проповедь Петра» «сфабрикована» (III, 181 и 182); «Климент копирует из Филолая» (III, 190). Если бы Е. В. Афонасин держал пари на неупотребление иноязычных слов (наподобие описанного у А. И. Солженицына), он давно остался бы без копейки денег.

Но еще более удивительно содержание авторских текстов. Оказывается, все известия «отца христианской истории» Евсевия Кесарийского произвольны и не заслуживают критики, ибо он не только ничего не знает о II веке, но даже и о современному ему положении дел (I, 17). Вот так, одним росчерком пера Е. В. Афонасин разделывается с текстами огромной исторической значимости, хотя каждое сообщение Евсевия заслуживает специального анализа (не говоря уже о том, что часто у нас просто нет необходимых данных для суждения о подлинности сведений Евсевия). При изложении материала, связанного с Оригеном, автор опирается почти исключительно на П. Нотэна — специалиста в самом деле замечательного, но известного своими экстравагантными и смелыми гипотезами. Без достаточных оснований Е. В. Афонасин пытается представить деятельность Александрийской богословской школы проходившей вне стен Церкви и даже в оппозиции к ней, основывавшейся, будто бы, на каком-то «тайном смысле откровенной литературы» (I, 19–20). Более того. Оказывается, учителем Климента Александрийского был гностик, наподобие Валентина (I, 9)!

Здесь самое время остановиться и спросить себя: а каковы, собственно, не только научные, но и религиозные пристрастия Е. В. Афонасина? Как подобное издание попало на конкурс православной книги? Чем объясняются подобные (не имеющие никакого отношения к подлинной науке) сногсшибательные открытия?

Тут нам придет на помощь все та же «Алетейя», выпустившая в 2002 г. книгу Е. В. Афонасина «Школа Валентина: фрагменты и свидетельства». Оказывается, «то, что отцы Церкви считали недостатком, теперь, по прошествии времени, может оказаться достоинством, поэтому для того, чтобы понять гностицизм, лучше всего обратиться к гностическим текстам» (с. 15). Чтение этой книги, не столь приглаженной и гораздо более откровенной, позволяет расставить все на свои места. Все симпатии Е. В. Афонасина склоняются на сторону гностика Валентина, который был поэтом и которого отцы Церкви не смогли понять. Валентина Е. В. Афонасин называет не иначе, как Мастер (с прописной!) (с. 61). И аналогичное написание Е. В. Афонасин повторяет и в издании «Стромат» (III, 185).

Итак, для автора Мастер — это гностик Валентин. А кто же тогда Климент Александрийский, которого некоторые святцы до X века именовали святым?

С Климентом Е. В. Афонасин обращается запанибрата. Климент «кокетничает» (I, 514). О Клименте Е. В. Афонасин судит снисходительно и свысока: оказывается, у Климента «плохой греческий» (III, 189: стало быть, у Афонасина, осмеливающегося судить, превосходный?!), толкования его «банальны» (ib.). Правда, Климент «вполне в курсе относительно школьных споров» (I, 514: выражено, конечно, на очень хорошем русском!). Тем не менее «Строматы» — это «непроходимые дебри сорняков» (III, 189).

А сам Е. В. Афонасин? Он — упоен собой. Скромности ему не занимать. В другой своей книге, изданной тем же О. Абышко («В начале было...» Античный гностицизм в свидетельствах христианских апологетов. СПб., 2002), он позволяет себе такую рекламу на последней стороне обложки, на какую в прежние времена согласился бы не всякий академик. Мы узнаем, что Е. В. Афонасин получил образование в Новосибирском, Центрально-Европейском (Будапешт), а затем в Оксфордском университетах. В 1997–1998 гг. прошел стажировку в Институте классических исследований Бостонского университета. В 2001 г. работал в престижном центре Dumbarton Oaks. Доцент, преподаватель Новосибирского государственного университета. Видимо, именно подобная самореклама (хотя подлинное качество в рекламе не нуждается, оно видно сразу) дает право Е. В. Афонасину повторять свои собственные тексты дважды на протяжении одной и той же книги (возвращаемся к изданию «Стромат»: см. т. I, с. 33 и 515) — в Предисловии и Приложении! Его перевод, видимо, столь ценен, что Е. В. Афонасин в Предисловии цитирует «Строматы» громадными кусками, хотя читатель мог бы без всякого труда посмотреть этот же текст в указанных местах этого же издания. Познания Е. В. Афонасина в богословии столь глубоки, что он не знает, к кому восходит выражение о «творении из ничего». По предположению Е. В. Афонасина, это идея Климента (III, 191), хотя впервые это выражение встречается в 2 Макк. 7, 28 и у Ермы, Пастырь: Зап. 1, 1. Зато Е. В. Афонасин уверен: «христианская теология» еще не возникла во времена Климента (I, 18)! Е. В. Афонасин с апломбом цитирует французский текст — с опечатками и ошибками и с совершенно неверным переводом (II, 331). Он не замечает опечаток в греческом (например, I, 12 и 13: scol½, Ði) и русском (например, дъявол III, 40) текстах. На продолжающиеся места из «Стромат» он ссылается на одной и той же странице то по-латински (sq.), то по англо-германски (ff.) (I, 516). На «Первое послание к коринфянам» св. Климента Римского он ссылается Ad I Cor. (I, 99, примеч. 1) вместо I Ad Cor. или Ad Cor. I. Он знает даже не все русские переводы творений переводимого им автора (I, 63: нет ссылки на новый перевод «Увещевания» А. Ю. Братухина, СПб., 1998). И несть конца и края таким примерам...

Однако, быть может, потребна снисходительность к выпускнику светского учебного заведения? Все-таки он решился на такое великое дело и сделал так много...

Во избежание упреков в предвзятости я решил проанализировать самое начало перевода «Стромат».

Поскольку один русский перевод «Стромат» (не говоря уже о западных) уже существует и сам Е. В. Афонасин ссылается на него (II, 333) для того, чтобы полностью изничтожить, сопоставим переводы[1], чтобы убедиться, насколько Е. В. Афонасин улучшил старый перевод. (Традиционное членение заменяю обычным счетом фраз для удобства ссылок.)

	Оригинал	Перевод Н. Корсунского	Перевод Е. Афонасина
1	» †na ØpÕ ce‹ra ¢naginèskVj aÙt¦j kaˆ dunhqÍj ful£xai aÙt£j.»	«...Дабы ты имел их под рукой для чтения и мог сохранить».	«...Дабы ты имел их под рукой для чтения и мог сохранить».
2	pÒteron d' oÙd' Ólwj À tisˆ kataleiptšon suggr£mmata;	Но следует ли не допускать до сочинительства всех или только некоторых?	Оставлять по себе сочинения — не должно вообще или дозволено лишь некоторым?
3	kaˆ e„ mn tÕ prÒteron, t…j ¹ tîn gramm£twn cre…a;	Если избрать первое, то на что пригодны сочинения?	и если первое, то что за польза в письменности?
4	e„ d tÕ ›teron, ½toi to‹j spouda…oij À to‹j m»;	Предпочесть второе — значит допустить к тому или дельных, или никчемных.	А если второе, то кому — серьезным писателям или ничтожным?
5	gelo‹on ment¨n e‡h t¾n tîn spouda…wn ¢podokim£zonta graf¾n toÝj m¾ toioÚtouj ¢podšcesqai sunt£ttontaj.	Но, конечно, смешно было бы, отвергая сочинения людей дельных, принимать произведения никчемных.	Смешно было бы, отвергая сочинения людей дельных, принимать произведения им противоположных.
6	¢ll' ¥ra QeopÒmpJ mn kaˆ Tima…J mÚqouj kaˆ blasfhm…aj sunt£ttousin, prÕj d kaˆ 'EpikoÚrJ ¢qeÒthtoj kat£rconti, œti d `Ippènakti kaˆ 'ArcilÒcJ a„scrîj oÛtwj ™pitreptšon gr£fein, tÕn d t¾n ¢l»qeian khrÚssonta kwlutšon to‹j Ûsteron ¢nqrèpoij çfšleian ¢polipe‹n;	Тогда окажется, что Феопомпу и Тимею, а кроме них Эпикуру, начинателю безбожия, да еще Гиппонаксу и Архилоху позволительно возвещать растлевающие мысли, а проповеднику истины никак нельзя помочь будущим поколениям.	Неужели мы допустим мифотворчество и богохульство Феопомпа и Тимея вместе с основателем атеизма Эпикуром, или же непристойности Гиппонакта и Архилоха, а проповеднику истины запретим оставить полезное сочинение будущим поколениям?
5	kalÕn d' omai kaˆ pa‹daj ¢gaqoÝj to‹j œpeita katale…pein.	Я думаю, что хорошо потомству оставлять после себя добродетельных детей —	Оставить после себя достойное потомство — это благое дело.
6	oƒ mšn ge pa‹dej swm£twn, yucÁj d œggonoi oƒ lÒgoi.	не плотских, которые есть плод чрева, а сочинения, сокровенный плод сердца.	Дети наследуют телесную жизнь, книги же — это то духовное наследие, которое продолжит наше дело и после нас.
7	aÙt…ka patšraj toÝj kathc»sant£j famen, koinwnikÕn d ¹ sof…a kaˆ fil£nqrwpon.	Наставляющих нас мы с самого начала зовем отцами. Кроме того, мудрость общительна и человеколюбива.	Наших наставников мы называем отцами. Мудрость всем открыта и человеколюбива.
8	lšgei goàn Ð Solomèn· «uƒš, ™¦n dex£menoj ·Ásin ™ntolÁj ™mÁj krÚyVj par¦ seautù ØpakoÚsetai sof…aj tÕ oâj sou.»	Соломон говорит поэтому: «Сын мой, если приняв слова моей заповеди, скроешь в себе заповеди мои, то внемлет мудрости ухо твое».	Соломон говорит поэтому: «Сын мой, если ты примешь слова мои и сохранишь при себе заповеди мои, то внемлет мудрости ухо твое».
9	speirÒmenon tÕn lÒgon krÚptesqai mhnÚei kaq£per ™n gÍ tÍ toà manq£nontoj yucÍ, kaˆ aÛth pneumatik¾ fute…a.	Открывает он через это, что разумное учение должно восприниматься душой наставляемого, как семя землей, и что душа и есть нива духовная.	<Тем самым> он указывает, что засеваемый логос должен скрыться в душе ученика, как семя в земле, — таково духовное насаждение.
9	diÕ kaˆ ™pifšrei· «kaˆ parabale‹j kard…an sou e„j sÚnesin, parabale‹j d aÙt¾n e„j nouqšthsin tù uƒù sou.»	Поэтому и добавляет он: «И обратишь сердце твое к разумению, обратишь в наставление сыну своему».	Поэтому он добавляет: «И наклонишь сердце твое к размышлению».
10	yuc¾ g£r, omai, yucÍ kaˆ pneàma pneÚmati sunaptÒmena kat¦ t¾n toà lÒgou spor¦n aÜxei tÕ katablhqn kaˆ zwogone‹· uƒÕj d p©j Ð paideuÒmenoj kaq' Øpako¾n toà paideÚontoj.	Душа соприкасается с душой, и ум — с умом другого; при посредстве слова один производит в другом посев, тем же словом заставляя произрастать семя, брошенное на эту землю, и им же оживотворяя его. А всякий наставляемый, опираясь на учение своего учителя, оказывается как бы сыном ему.	Это значит, что душа соприкасается с душой, и ум — с умом другого, при посредстве слова производя в другом уме посев, заставляя произрастать семя и оживотворяя его. Послушный учителю ученик становится ему как бы сыном.
11	«uƒš,» fhs…n, «™mîn qesmîn m¾ ™pilanq£nou.»	«Сын мой, — говорит Соломон, — установлений моих не забывай».	«Сын мой, — говорит Соломон, — наставления моего не забывай».

Явные заимствования из перевода Н. Корсунского: фразы № 1, 5, 6 (конец), 7 (начало), 9 («семя»), 10, 11 («мой»). В ряде случаев перевод Н. Корсунского вовсе не поддерживается греческим оригиналом, так что бесполезный плагиат Е. Афонасина особенно очевиден.

Неоправданные опущения греческих слов: mšntoi (5), gr£fein (6), aÙt…ka (7), parabale‹j d aÙt¾n e„j nouqšthsin tù uƒù sou (9), katablhqn (10), p©j (там же), kaq' Øpako¾n (там же).

Ненужные добавления и просто фантастические интерпретации: «книги же — это то духовное наследие, которое продолжит наше дело и после нас» (6: ничего подобного нет в подлиннике) «сочинение» (там же), «должен» (9), «производя в другом уме» (10), «как бы» (там же).

Однозначно неправильные переводы: «после себя» (5: правильно «для следующих [поколений]», ср. фразу 6); вся вторая половина 6-го раздела; «наставников» (7) вместо «оглашающих» (вкупе с пропуском «сразу же» дает совершенно иной смысл), весь конец § 10.

Неправильны и переводы из Священного Писания. Е. Афонасин делает вид, будто не знает, что греческие авторы пользовались почти исключительно Септуагинтой, а не еврейским оригиналом. Перевод начала цитаты из Притчей во фразе 8 взят Е. Афонасиным из синодального перевода (сделанного с еврейского, а не с греческого), поэтому он расходится с греческим текстом. То же самое и во фразе 11: «сын мой» — вариант синодального перевода, тогда как в греческом тексте этого местоимения нет.

Таким образом, опираясь на старый перевод Н. Корсунского, Е. Афонасин одной рукой уточняет его, а другой — ухудшает. Каков смысл такого перевода?

Но еще хуже дело обстоит с аппаратом источников и комментариями. Для фразы 2 не указана аллюзия на: Платон, Федр 257D. Ничего не сказано о Феопомпе и Тимее. Архилох и Гиппонакт известны ныне только людям с классическим образованием, так что не помешал бы краткий комментарий. Во фразе 6 не указаны аллюзии из Платона и Аристотеля, а также очень близкое словосочетание у Филона (De somn. II, 134: ...yucÁj <æj> ¨n ™ggÒnouj ¢ste…ouj lÒgouj). К началу фразы 7 издатели предлагают интересную смысловую параллель 1 Кор. 4, 15, ко второй же ее половине — аллюзии на Филона (Qu. o. prob. lib. 13: qeiÒtaton kaˆ koinwnikÒtaton sof…a) и Прем. 1, 6 (fil£nqrwpon pneàma sof…a). В этом соединении античных и еврейских (грекоязычных) философов и Священного Писания, в этом интеллектуальном пиршестве, проявляющемся с самых первых фраз «Стромат», — весь Климент Александрийский. Не видеть этого и не указывать этого — значит вообще ничего не понимать в александрийской традиции или совершенно безответственно относиться к обязанностям переводчика с древних языков.

Мораль сей рецензии такова: пока в Русской Православной Церкви не появятся свои ученые и квалифицированные переводчики, взращенные в стенах Духовных Академий, пустующее «святое место» патрологической науки будет постепенно заниматься совсем еще молодыми светскими учеными, не имеющими никакого отношения к Церкви, ибо перегородки между церковной и светской наукой (во многом вследствие введения госстандартов «теология» и «религиоведение») стремительно ломаются в последние годы. Не имея ничего общего ни с церковной традицией, ни с подлинной наукой, переводы, выполненные такого рода «специалистами», приносят лишь вред — тем больший, что сами переводчики преподают в учебных заведениях и воспитывают себе подобную смену. Поощрять такие переводы (и издательства, их публикующие) можно только «антибукерами».

Канд. истор. наук, доцент Российского православного института ап. Иоанна Богослова,

зав. Книжной редакцией Издательского Совета Русской Православной Церкви

А. Г. Дунаев

Личная интернет-страница: http://www.danuvius.orthodoxy.ru

Москва, 11 октября 2003 г.

[1] Перевод Н. Корсунского цитирую по переизданию: Отцы и учители Церкви III века. Антология. Т. 1 / Сост. иеромонаха Илариона (Алфеева). М., 1996 — с удалением ненужных, а то и просто неверных добавлений (в квадратных скобках) «редактора» алфеевской антологии.