ЧИТАТЕЛЬСКИЙ ФОРУМ

Два письма А. М., канд. филос. наук

Письмо 1 (после помещения на сайте рецензии на Строматы)

Кстати, по поводу трудов Афонасина: дело не в том, что он работает просто безобразно, а в том, что не будет ничего удивительного, если его Климент займёт не только первое место на всех конкурсах, но и даст создателю степень д.и.н. и ещё десяток грантов. Просто некоторые гуманитарии в нашей стране чувствуют незаполненные ниши и легко позиционируют себя как именно универсальности в этой нише. Потому стоит, думаю, сделать ряд рецензий научно-исследовательских "достижений" и качества переводов Афонасина, Р. Светлова, Г. Прохорова и их "школ". Их вполне можно поместить в тех же <***> и <***> <...> как мнение некоторой уже церковной инстанции о частниках. Если они и обидятся на то, что официоз преследует частную инициативу, то уж по крайней мере печатно возражать на эти публикации не осмелятся, а качественная рецензия заставит о чём-то задуматься и грантодателей.

Письмо 2 (после знакомства с дискуссиий)

Досточтимый Алексей Георгиевич, несколько заметок при чтении дискуссии с Афонасиным: 1. Как же это трогательно со стороны Афонасина, понимать, что он не знает собственно греческого языка, вспомогательных исторических дисциплин, и многого другого, и говорить об этом с гордостью, так будто именно все эти свойства и делают звездой науки! Эта гордость своим невежеством вошла в моду у некоторых молодых переводчиков. 2. Вот Вы пишете о невозможности заниматься серьёзной наукой, а Афонасину всё возможно, он ещё десять монографий по 500 страниц напишет, и двадцать греческих авторов переведёт. О таких исследователях одна моя коллега заметила, что при взгляде на их труды становится жаль русскую природу, а именно вырубленные на эту бумагу берёзки и осинки, на что та сотрудница, к которой это относилось, парировала, что тоже любит русскую природу и прививает эту любовь своими трудами. 3. По сути дела научный метод Афонасина прост, это просто механически объединять подготовительные материалы к научному исследованию в монографию и сдавать это в печать. Соответственно Клименту приписывает Афонасин некоторые свои особенности, как (не раз слышал) авторы новых переводов классиков отталкиваются от школярского приторного представления о классике и говорят "это не наши переводы грубые, это Данте и Шекспир грубые, Данте впервые писал на народном ещё неотёсанном языке, Шекспир писал для толпы..." На это отвечаешь, что если оглупить героев художественного произведения, то будет оглуплено потом само чтение. И метод перевода чи Афонасина, чи Прохорова прост: записывать в качестве перевода свои размышления над текстом в перемешку с непрофессиональным буквализмом, лишённым как присутствия научной мысли, так и артистизма (в старом смысле "свободных искусств", не в обывательском, конечно). Вот эту поэтику перевода и нужно выявить в рецензии, а не цепляться к си-ви на последней странице обложки и ко всему, что скорее на совести издателей, от которых мы все зависим.

Реплика на эти письма Е. В. Афонасина от 30.XII.2003:

[Убрана 1.I.2004 по требованию Е. В. Афонасина.]

Письмо Владимира Александровича Баранова от 1.I.2004 г.:

Уважаемый Алексей Георгиевич,

Хотелось бы поделиться неприятным осадком от Вашей дискуссии с Е.В. Афонасиным. Отчасти принимая аргументы обеих сторон в научной части, все же хотелось бы, чтобы православные ученые стали не только образцом в научной сфере, но и в этической. Аще же соль обуяет, чим осолится? А так, кипит ваш разум возмущенный, и смертный бой вести готов... Грустно.

Ответ А. Г. Дунаева от 1.I.2004 г.:

Уважаемый Владимир Александрович,

согласен с Вами, что я, несомненно, «перегибаю палку» и пишу излишне страстно. Честно говоря, я давно давал себе слово не писать вообще рецензий (публичных). Был один такой русский философ, который прославился тем, что написал уйму рецензий — и ни одной положительной! Однако поймите и Вы меня. В православной науке (и не только в ней) куда ни глядь, громадное количество проблем, которые либо не обсуждаются, либо дискутируются на таком уровне, что просто тошно становится (моя дискуссия не подарок, конечно, но поглядите, что на всяких форумах делается!). Как правильно написал Е. В. Афонасин, нормальное регулярное рецензирование просто необходимо. Однако у нас ни научные исследования (именно в сфере православной) не получают должных рецензий, ни православная литература в своей общей массе не проходит необходимой цензуры, ибо нет ни соответствующих институтов, ни культуры. Работать в России очень трудно по отсутствию не только материальных средств и книг, но и интеллектуальной среды. Могут быть какие-то одиночки, которые вопреки всему пытаются что-то сделать, но все это — с максимальным напряжением сил, исключительно на личном энтузиазме (говорю, конечно, не про себя, ибо я выдержал такой режим лишь несколько лет). Для нормального функционирования организма необходима установка церковного руководства и финансирование, благодаря которым кадры будут расти должным образом, востребованы и воспроизводимы. Я решил было собирать статьи, например, на тему ученого монашества — очень интересные мысли у Тураева, Глубоковского, архим. Киприана (Керна), епископа Феодора (Поздеевского). Все они согласны, что следовало бы поучиться у католиков и создать необходимые условия и среду для «ученого монашества» — но где же эта среда ныне, когда нет никаких препятствий? Много ли людей понимают, что только ученые монахи в российских условиях смогут что-то сделать? Я вот излишне ругаю А. И. Сидорова и епископа Илариона (Алфеева) и хотел бы публично покаяться, что нападки мои именно на их работы вызваны только тем, что кроме них и нет никого в данной сфере. А. И. Сидоров, каковы бы ни были его недостатки как ученого, можно сказать, просто светило на общем фоне духовной академической профессуры. Владыка Иларион — вообще уникум в среде епископата, и, если говорить исключительно о его научных познаниях, остается только мечтать, чтобы каждый епископ написал столько книг подобного уровня. Если бы все архиереи понимали задачи православного образования так, как владыка Иларион, то ситуация ныне была бы совсем иной. С этой точки зрения и от Е. В. Афонасина, конечно, нечего требовать каких-то «православных установок» (даже несмотря на конкурс православной книги), а наоборот, можно поблагодарить, что по ходу своих личных занятий он хоть что-то и хоть как-то сделал и для православных читателей. Но вот ничего не могу с собой поделать: по мне, лучше ничего, чем «что-то и как-то», хотя большинство в России рассуждает иначе: «лучше что-то, чем ничего» (иначе говоря, синица в руках лучше журавля в небе).

Я вот давно написал первую статью из цикла «паламитские исследования», продумал концепцию и собрал черновые записи для второй (о «непричастности Божественной сущности» по учению св. Григория Паламы и противоречии этой концепции всей святоотеческой традиции и особенно св. Кириллу Александрийскому), замыслил написать интернет-статью по поводу католической и православной мистики — и все не решусь довести дело до конца (дописать или опубликовать), и вовсе не потому, что у меня могут быть в результате личные неприятности. Я готов согласиться, что публика просто не готова к серьезному обсуждению проблем православного богословия, которое практически исчезло с падением Византии. Я раздумываю: похоже, Божий Промысл, не дав мне возможности продолжить научную деятельность или издать сразу первую статью о статусе паламизма, останавливает меня тем самым, показывая несвоевременность подобных дискуссий. Да и сами посудите: кто сейчас в России, даже имея доступ ко всей литературе и досуг, настолько свободно владеет древнегреческим и латинским языками, чтобы читать без пособия переводов сложнейшую и обширнейшую паламитскую литературу (см., например, «Библиографию исихазма») и схоластику (в частности, Фому), при этом превосходно знает историю античной философии (прочитав Аристотеля в подлиннике) и латинской схоластики и всю святоотеческую традицию? Да я сам первый не отвечаю этим требованиям, хотя разработке отдельных узких тем это, в принципе, не мешает. А тем не менее даже глубоко уважаемые мною ученые, вроде В. М. Лурье (не касаясь его личных качеств и политических установок), позволяют себе редактировать перевод Пс.-Дионисия, не читав всего Прокла в подлиннике, или писать комментарии к паламизму в целом, не владея, скажем, томизмом (посмотрите красноречивые и искренние признания Лурье в его журнале за последние месяцы 2003 года, когда, столкнувшись с одной частной проблемой, он расписался в недостаточном — мягко говоря — знакомстве как с античной философией, так и со схоластикой). Настоящая наука требует от ученого полной самоотдачи и полной честности, без каких бы то ни было примесей карьеризма или политиканства. А таким ученым может быть только подлинный монах, сочетающий в себе любовь ко Христу с любовью к Истине и любовью к Логосу.

Простите мне мое «лирическое отступление», которое, вроде бы, не совсем по теме — моей этической культуре рецензирования. Не Вы первый делаете мне подобное замечание. Конечно, хорошо бы писать бесстрастно, но когда сидишь в закупоренной банке без глотка свежего воздуха, забываешь об этом. Мне кажется, что тему рецензирования нужно ставить гораздо шире — в контексте вообще всей современной православной культуры.

Пожалуй, мне в самом деле не надо поддаваться искушению принять интернет-общение и интернет-публикации (со всеми вытекающими отсюда последствиями) в качестве подмены науки, а надо выставлять на сайте только мои бумажные публикации (если они еще будут) или библиографические заметки о выходе книг с краткими аннотациями, как я до сих пор и делал.

Благодарю искреннейше за письмо.

Ваш А. Дунаев.

1.I.2004

Ответ Владимира Александровича Баранова от 3.I.2004 г.:

Уважаемый Алексей Георгиевич, Спасибо Вам большое за детальное и длинное письмо! Я, боюсь, принадлежу к тем, кто считает, что «лучше что-то, чем ничего». Более того, я думаю, что парадоксальным образом плохие и средние книги необходимы для появления хороших и отличных. И дело не только в статистике. Поясню это на материале древнего искусства, где «качество» является более четко определенным понятием, чем в гуманитарной науке. Мы знаем Египет прежде всего из отличных коллекций наших российских музеев (имею в виду, прежде всего, Пушкинский - Египет в Эрмитаже просто не помню т. к. в Пушкинском бывал гораздо чаще, наверное в Эрмитаже тоже коллекция прекрасная). Так эти коллекции, осмелюсь сказать, дают искаженное представление о египетском искусстве. Я это понял в Будапеште, там тоже есть египетская коллекция, состоящая преимущественно из второразрядных памятников. У нас они в запасниках, там - выставлены, лучше просто нет. Но будапештская коллекция правдивее - таких вещей в массе было гораздо больше, чем первоклассных, другое дело, что их в общем-то не выставляют, если есть лучшее. Еще пример из древнерусской живописи - всех восхищают (и вполне оправданно) шедевры, выставленные в наших столичных музеях. А сколько всего в запасниках второразрядного, ремесленного и просто неумелого?! Но высокая волна с высокой вершиной может быть только при широком основании, и без этих тысяч ремесленников (в основании), наверное не было бы Рублева и др. безвестных мастеров наших шедевров. Так, мне кажется, и в науке. Просто нереалистично (но я думаю и не очень нужно) задавать заоблачные планки - после провала патристики во время коммунистов речь, боюсь, не идет о вершинах (о чем Вы также пишите выше), хотя и приятно, если появляются работы хорошего качества - надо следовать реальным целям формирования «основы волны» -- изданий, переводов - любых и , преподавания - любым студентам (хотя от их знания языков и общей культуры просто руки опускаются). Все же нам легче - есть западные книжки, живые ученые, мы наверстаем быстро. Но, посмотрите, даже при их европейской научной культуре, плохих и средних книжек - тьма, хороших, может быть и не единицы в год, как у нас, но точно и не сотни. Спасибо еще раз, В. Баранов

P.S. Поскольку наш разговор вышел за рамки обсуждения собственно книги Е.В. Афонасина, должен отметить, что саму книгу я не читал и могу оценить лишь приведенные обеими сторонами аргументы. Так что мой разговор о "плохих", "средних" и "хороших" книгах не должен рассматриваться как мнение о конкретной книге.

Баранов В.

Ответ В. Баранову А. Дунаева от 3.I.2004 г.:

Уважаемый Владимир Александрович,

несомненно, Вы правы в своих рассуждениях о «высоком» и «низком», точнее ширпотребном, искусстве. С этой точки зрения книга Е. В. Афонасина свидетельствует о том, что в нашем обществе появляется интерес к патристической литературе в разных кругах — не только среди студентов православных заведений, но и среди атеистов и просто светских ученых. Она (книга) свидетельствует, что ряд авторов воспользовался и будет пользоваться создавшейся нишей, как правильно написал А. М., поскольку отсутствие специалистов в госнауке и строгого отсева по качеству облегчает защиту подобных диссертаций. Даже если у Е. В. Афонасина и не столь меркантильные цели, а действует он исключительно по своим научно-духовным интересам (во что я охотно верю), отбраковка материала все равно необходима. Иначе смотрите, что получается: в Новосибирске же появился перевод первой книги «Комментариев на Иоанна» Оригена, о чем я писал в предисловии к своему переводу, но тогда не было времени поглядеть на этот перевод. После же я убедился, что это откровенное списывание французского перевода вкупе со всеми примечаниями слово в слово с SC (не знаю уж, как давал свое «экспертное заключение» д-р филол. наук К. А. Тимофеев, мне неизвестный). У кого есть доступ к тексту SC, сам может сравнить переводы, ибо текст А. В. Цуркана лежит в Интернете. И вот пойдет цепная реакция: оказывается, можно, не зная труднейшего греческого, не прилагая усилий, очень просто делать диссертации, имя, получать гранты, создавать школы...

Конечно, польза и от таких книг будет, если подобные публикации заставят церковное руководство открыть, наконец, глаза на то, что происходит из-за медленных реформ в духовно-академическом образовании, из-за весьма низкого качества преподавания древнегреческого почти повсюду... Но согласитесь, что это польза отрицательная, а не положительная.

Насколько можно сравнивать искусство и науку, а особенно искусство и святоотеческие творения? Искусство, пожалуй, только в примитивах и в высоких образцах соединено теснейшим образом с религией и обслуживает (хотя и не у всех пользователей) не только эстетические, но и духовные запросы (я сейчас не имею в виду массовое искусство, ибо это чаще пародия на духовные запросы, хотя искренние поиски там часто встречаются). Мещане, конечно, могут сходить (для пижонства) на концерт аутентистов, но обычно они слушают «попсу». В конечном итоге, светское (нерелигиозное) искусство чаще заменяет/подменяет религию, чем соседствует с ней, хотя я согласен, что лучше хороший Бах в концертном зале (если уж не в костеле), чем партес (плохой или хороший, неважно) в православном храме. Но святоотеческие творения связаны теснейшим образом с религией, они доносят порой ее квинтэссенцию, они являются практическими руководствами для многих христиан. Допустим, для атеиста, интересующегося своими собственными домыслами или выстраиваемой по-своему историей философии, все равно, как подана эта квинтэссенция в переводе, раз она его заведомо не интересует. Но предположим, что даже этот самый атеист, если он вдумчивый человек, получив настоящий перевод святоотеческого творения, может уверовать или получить импульс к этому, тогда как «эзотерическая интерпретация» направит его в другую сторону, — как тогда оценивать «ширпотреб»? А если говорить о верующем, но неискушенном читателе, — сколь велик может быть для него вред картины «Климента-гностика» (а ля Афонасин)?

Поэтому я бы уточнил Ваше сравнение. Есть первосортные художественные произведения, есть второсортные, а есть подделки. Второсортные, даже копии, обслуживают потребности пользователей, даже неплохо, ибо не всем нужны изыски и не все могут их воспринять. Кому Аполлон Бельведерский, а кому расписной горшок... Но вот подделка, которую изготовил фальшивомонетчик, чтобы сбыть ее начинающему нумизмату, — она тоже в своем роде искусство, если сделана хорошо, и сбыть ее — не меньшее искусство. Однако какой прок от нее, особенно, если в монете заложены неверные исторические данные, которые, конечно, не собьют эксперта с толку и, наоборот, изобличат фальшивомонетчика, но могут направить наивного горе-нумизмата по неверному следу?

Опять-таки, почему при музыкальном или спортивном конкурсе приглашаются лишь эксперты с мировым именем, и публика им (обычно) верит? Ведь публика многого не слышит или не видит. Например, один музыкант, игравший на духовом инструменте, решил сэкономить силы на репетиции и взял в tutti октавой ниже. Никто не заметил, даже дирижер, а вот автор (Шостакович, кажется), сидевший в последнем ряду, как завопит: эй, ты, почему взял ниже? Весь оркестр зааплодировал автору. Почему в высоком искусстве недопустим брак, и это воспринимается как обычное и должное, а в филологии все можно? Что, святоотеческие произведения — низкое искусство? Или книга, издаваемая с такими усилиями, да еще многотомная, приравнивается к школьному упражнению ученицы музучилища или даже к выступлению аспирантки на бесплатном концерте? Книга — «приобретение навеки», ее не переиграть, как неудачное исполнение.

Посему книга книге рознь, и требования к разным книгам разных жанров разные. Дешевый детектив или бульварное чтиво не выдает себя за академическое исследование. Популяризаторская книжка не претендует на какую-то премию (кроме как за лучшую популяризацию). А халтурный перевод, который даже и переводом-то трудно назвать, претендует на первое место (и занимает его) в конкурсе на лучшее святоотеческое издание года, не пройдя даже предварительной отбраковки, как принято на любом спортивном соревновании?

И, чтобы завершить обсуждение этой темы. Сегодня Ю. А. Шичалин любезно предоставил мне возможность ознакомиться с предварительным вариантом своей рецензии на перевод «Стромат» Е. В. Афонасина. Юрий Анатольевич сполна выполнил то, чего я не сделал (ибо я писал рецензию для издательского конкурса), а именно, воочию показал, как переводчик, совершенно не владеющий греческим, навязывает Клименту свое непонимание текста и собственное полное невежество и, как следствие, приписывает Клименту невесть что. Шичалин приходит к таким же заключениям, что и я, так что вопрос можно считать закрытым, а меня — свободным от дальнейшей траты сил на расширение рецензии. Когда рецензия Ю. А. Шичалина будет опубликована, я сразу же сообщу об этом читателям сайта и специально буду просить Юрия Анатольевича поместить ее в Интернете. Только вот Афонасину все равно — готовит себе второе издание и в ус не дует... Как будто в его «переводе», делающем шаг назад даже от Корсунского, можно что-то исправить и улучшить! А издательствам типа «Библиополиса» и «Олега Абышко» важно лишь одно: что не только Савкин, но и они могут издавать «билингвы» и книги на христианскую тематику и получать на этом дивиденды у невежественной публики и своих собратий по издательскому делу... Одна надежда — что читатели «проголосуют карманом» и не будут покупать подобных книг, а тогда и издатели будут лучше думать, что издавать, а что нет...

Искренно Ваш,

А. Дунаев.

Письмо N. от 3.I.2004 г.:

Уважаемый Алексей Георгиевич! Надо признаться, что Ваше последнее сообщение меня огорчило. Конечно, эта горечь связана с ожиданием Дневника книгочея о православной и католической мистике, но это, всего лишь, - мои частные проблемы, хотя интерес был огромен. Жаль другое: на сайте, получается, будет публиковаться по большей части вторичный материал (библиография по исихазму не в счет), то есть тот, что уже есть в бумажных изданиях. А была надежда на появление того, чего еще нет и чего, может быть, и не будет в журналах. Кстати, интернет-публикации и общение — не подмена науки, а ее дополнение. Что касается, страстности, то она, видимо, - стиль вашего характера, поскольку ощущается ни только в опубликованном диалоге с Афонасиным и рецензиях, но и в «Макарии» и «Пути». Кроме этого, бесстрастность не есть безразличное спокойствие к творимому, а есть безупречное следование должному и жесткий ответ там, где требуется. Беда в другом. Отсутствием безупречного самоосознания, ни столько профессионального, сколько личностного, как мне кажется, Ваша страстность и грешит. Читая о том, что «настоящая наука требует от ученого полной самоотдачи и полной честности, без каких бы то ни было примесей карьеризма или политиканства. А таким ученым может быть только подлинный монах, сочетающий в себе любовь ко Христу с любовью к Истине и любовью к Логосу», понимаешь, что подлинных ученых не найти в принципе, по крайней мере, в православной среде. Или я заблуждаюсь? И таковые имеются? А как ситуация в католической среде? Кстати, что значит быть подлинным монахом в повседневности своего существования? И теперь личный вопрос: я женат, как и Вы (кстати, мы с Вами ровесники, <...> но мой профессиональный уровень желает быть намного лучше. С Вашим я даже не сравниваю: это не самоуничижение, а бесстрастный факт самоосознания): как можно быть монахом, живя с женщиной? Это — не риторически-каверзный вопрос, а чисто практический вопрос. С искренним уважением, N.

Ответ N. А. Дунаева от 3.I.2004 г.:

Уважаемый N.,

простите, если я поступаю неправильно, помещая Ваше письмо и отвечая через форум. Я снял несколько намеков, которые хоть немножко могли бы раскрыть Ваше инкогнито среди Ваших знакомых. Впредь Вас и всех читателей форума прошу обязательно уточнять, какой характер носит письмо. Не могу обещать, что буду отвечать на все личные письма, как не обещаю и помещать абсолютно все письма в форуме, однако что поместил, на то уж обязательно отвечу.

Какое может быть у страстности «безупречное самосознание», кроме того, что она себя осознает именно как страстность, к тому же непреображенная и не направленная в должное русло? А будучи человеком страстным, как можно касаться тем болезненных, таких, где само обсуждение a priori обещает быть бурным? Поверьте, для меня тема католической и православной мистики — одна из важнейших. У меня просто сердце кровью обливается, когда я читаю (слышу) об этом не только у А. И. Осипова и диакона Андрея Кураева (поистине, не ведают, что творят!), но и у любимого мной (и тут В. М. Лурье, обливающий, как всегда, всех с безапелляционной легкостью и походя грязью, прав — круг Лосева не чета кругу РПАЦ) А. Ф. Лосева. Тем более что в сфере католической мистической литературы я не специалист, книг на языках подлинников не имею в своей библиотеке (а только в переводах), хотя и мог бы поделиться кое-какими сопоставлениями католической мистики с православной и обозначить ряд вопросов и проблем (как частных, так и глобальных), о которых православные как-то не задумываются...

А вот на вопрос Ваш о науке и монашестве считаю долгом ответить на форуме, ибо он, я думаю, волнует не только Вас.

Подлинных ученых и в православной среде можно найти. Для меня личным примером (хотя и недостижимым) был и остается Алексей Федорович Лосев, alias монах Андроник. (Кстати, его вторая спутница жизни — Аза Алибековна — до сих пор жива, дай ей Бог многая лета... Только благодаря ей в лихолетье смогли учиться на кафедре классической филологии МГУ, например, будущие преподаватели МДА прот. Валентин Асмус, прот. Максим Козлов, а также прот. Иосиф Зетеишвили — кстати, священник-целибат и ученый переводчик с грузинского.) А. Ф. Лосев — пример сочетания брака, науки и монашества. Пример этот, согласен, нетрадиционный, однако и не исключительный. Еще пример — священник Сергий Мансуров и жена его Мария Федоровна, урожд. Самарина. Тут все зависит от конкретных личностей, от их установок, духовного и жизненного опыта, от того, к чему призывает их Господь... В Новом Завете неоднократно говорится о женатых как неженатых, и в раннем христианстве этому следовали часто весьма дословно. Это, конечно, не значит, что я полный сторонник книги В. М. Лурье о египетском монашестве — кстати, так и не получившей должной оценки в печати. Как раз в этой книге В. М. Лурье путем определенного насилия над церковной историей пытается оправдать свою личную жизненную позицию и ситуацию, и для тех, кто следит за Интернетом, это давным-давно не секрет (потому и пишу про это: иеромонах Григорий давно выставил свою личную жизнь на всеобщее торжище). Однако в этой книге много и здравого и ценного. Бывают и другие пути. Скажем, в древней Руси часто, вырастив детей, уходили в монастырь. Соединение брака и монашества тем или иным образом, по-моему, завещано самим Господом (духовное скопчество ради Царства Небесного), и, как многие святые отцы пишут, между ними нет принципиальной разницы. Но очевидно и то, что одинокий человек (если он христианин) думает, как угодить Господу, а женатый — жене и семье. Это долг семейный, и взявший на себя это ярмо не вправе отказаться от него. Поэтому я и говорю, что в российских условиях, когда науку давят изо всех сил (и понятно, почему), только фанатик, свободный от всяких житейских попечений, может как-то двигать ее (да и то лишь настолько, насколько может получить доступ к литературе — тут уже куском хлеба не обойдешься). Либо тот, у кого есть достаточное материальное обеспечение и досуг.

Но что касается материального обеспечения... Служение науке и искусству — очень похоже на монашеский подвиг (только надо правильно ставить акценты). Поглядите, очень мало подлинных произведений создавалось людьми сытыми и обеспеченными (хотя именно такие реализуют научные достижения в жизнь), хотя, конечно, это не главное и даже при внешне благоприятных условиях можно оставаться нищим духовно... Наука и искусство подлинны лишь постольку, поскольку в них отражается Крест — внешний ли, внутренний ли. Но один настоящий ученый, как и монах, «спасает» (от мещанства и самодовольства, по крайней мере) тысячи вокруг себя. Вспомним опять Лосева: для многих и многих он был символом живой мысли, не уничтожимой никаким режимом. Среди его секретарей и людей, с ним тесно соприкасавшихся, — В. В. Бибихин, А. А. Столяров, Ю. А. Шичалин... А уж про обычных читателей его, с ним не общавшихся, и не говорю. Посмотрите на М. В. Юдину (пример не случаен): как она жила в полном аскетизме, и сколь много она значила для людей в советское время!

Вы спрашиваете про католиков. Вся патрология — создание ученых монахов и монастырей. Про это много написано. Или пример одного из первых болландистов (издателей житий святых), Папеброха: он продал отцовское имение, чтобы иметь возможность разыскивать рукописи, и над работой над ними ослеп... Думаю, что и ныне среди католиков множество ученых монахов, и я лично знаю кое-кого... Возьмем главное пугало «антиэкуменистов» — католический Шевтонь, в котором служат также и по восточному обряду (и который, кстати, расписывал и о. Зинон, чтобы уж полностью выдержать линию Лурье в моей «характеристике»). Так вот, там ученый библиотекарь закончил несколько европейских университетов, говорит на множестве языков, и при этом совершенно искренне считает себя совершенно неученым («Вот отец Уго Дзанетти, — говорит он, — тот ученый — знает десятки древних и новых языков и публикует рукописи на этих языках»). А бывший болландист отец Уго отошел от своих научных занятий и переселился в Шевтонь для чисто монашеской жизни... А зал периодики в монастырской библиотеке — Господи, как он меня потряс! Все стены в коробках со свежими номерами научных журналов исключительно по христианской тематике — не меньше 500 наименований (у меня есть фотография)! Некоторые я вообще впервые в жизни увидел... А духовный отец библиотекаря шевтоньского монастыря — о. Гавриил Бунге, старец, кое-какие книги которого о молитве переведены на русский, живущий где-то в альпийских горах, служащий в течение полугода древние литургии на каком-либо из древних языков, пишущий исследования по Евагрию... А что у нас? В лучшем случае — многочасовое чтение одних и тех же акафистов, в худшем — типическая ситуация описана, например, в рассказе Елены Дориак в «Метеоре» А. Ф. Лосева. Почему, если Бог вложил в людей разные дарования и не «стрижет» их под одну гребенку, один-единственный устав предписывать для всех монастырей? Да и то, по правде сказать, это уже скорее последствия коммунизма, когда стереотип колхозов перенесли на монастыри как «трудовые исправдома». В древней Руси именно монастыри были рассадником культуры, рукописей, хотя и совсем не в такой степени, как на Западе. Будь у нас с духовным образованием, просвещением, наукой и богословием с самого начала иначе, может, и революции-то не было бы... В Греции уже давно спохватились, и патрология там поощряется вовсю. На Афоне, пожалуй, лишь в русском монастыре не создано условий для работы с рукописями.

А быть «подлинным монахом в повседневности своего существования» (только уточню: ученым монахом, ибо про них только у нас сейчас речь) — это значит... Приведу Вам в пример, опять-таки, чтобы говорить только об известных личностях, о которых лишнее слово никому не повредит, того же В. М. Лурье (в определенном смысле — живой пример для меня): спит по 4 часа, все время что-то учит, переводит, пишет, ведет свой интернет-журнал, занимается общественной деятельностью (лучше бы не занимался!), спасает наркоманов и самоубийц... Разве удивительно, что такой монах не нашел своего места в РПЦ? Наша Церковь явно не готова еще «переварить» подобных монахов-ученых, вот они и уходят в «политиканство» и перестают быть в этом смысле не только монахами, но и учеными (ибо у Лурье очень многое — если не в статьях, то в книгах — «подверстано» под политику, что мешает и объективному историческому анализу).

Надеюсь, я как-то ответил на Ваш вопрос, сколько возможно было на него ответить... А вообще тема эта — неисчерпаемая.

Что же касается интернета, то он не может заменить той живой среды, которая должна быть, наподобие питательной почвы и оранжереи для всхода редких цветов, чтобы из них потом выбирались лучшие. Все (или почти все) философские школы основывались вокруг какой-то личности или объединений таких личностей («кружков» и т.п.), а соприкосновение разных школ порождало естественную реакцию, бурление и кипение, пусть даже страсти и борьбу, но высокую по своим идеалам, конечным задачам и целям, пусть там примешивалось и много человеческого. А в интернете — возня какая-то мышиная... И разве мало, если я основной задачей своего сайта считаю облегчить людям доступ к своим трудам, раз уж стал издателем, а не помещать сочинения, не прошедшие «школы публикации»? Полагаю, Вы знаете, сколько этапов проходит мысль, пока не только сформулирует себя на бумаге, но и «дозреет» в многочисленных «закалках» — соприкосновениях с корректорами, редакторами... Правда, не всегда уже это встретишь на должном уровне, компьютеры всех испортили (нет добра без худа), и теперь кто ни хочет, уже издатель или издательство.

С искренней симпатией,

А. Д.

На сем я думаю, обсуждение дискуссии с Е. В. Афонасиным закончено и высказались все, кто хотел. Конечно, вопросы прямые по дискуссии могут присылаться и дальше, но вот вопросы, подобные последним, скорее требуют уже какого-то другого форума, не связанного с Афонасиным. Я готов, если у читателей есть реальная потребность обсудить какие-то не личные, но научные вопросы и я могу хоть как-то помочь в этом, организовать форум по какой-либо тематике сайта, но обязательным условием будет наличие нескольких участников, заинтересованных в объявленной тем или иным читателем теме, и содержательных и аргументированных работ или писем. Предлагать обсудить ту или иную тему (и открыть реальное ее обсуждение) я буду на основании предложений и писем посетителей сайта, при этом отнюдь не желая уподобить свою страницу обычным интернет-форумам.

Обращаю также внимание, что я не корректирую приходящих писем (кроме самой необходимой цензуры, отмечаемой многоточием в угловых скобках) и выставляю их «как есть» (как будто в «реальном режиме»), так что сразу виден уровень грамотности корреспондента (при скидке, конечно, на глазные ошибки при работе с экраном).